Франкенштейн — не монстр! … или всё-таки монстр?
Мы привыкли к тому, что Франкенштейн — это полуразумное чудище, грубо сшитое из кусков разных тел. Но Виктор Франкенштейн — это учёный, который создал такого монстра. Этот учёный был одержим идеей совместить современные ему естественно-научные знания с мудростью алхимиков, которую высмеивали его университетские преподаватели. Лишь профессор Вальдман поддерживает его начинания и даёт наставления.
Старания ученика Вальдмана были вознаграждены — Виктор Франкенштейн научился оживлять безжизненную материю. Это открытие настолько захватывает учёного, что он забывает про всё: перестаёт отвечать на письма своей возлюбленной — Элизабет, игнорирует беспокойство отца за своё здоровье. Это момент триумфа Современного Прометея, принёсшего людям огонь: «Никому не понять сложных чувств, увлекавших меня, подобно вихрю, в эти дни опьянения успехом. Мне первому предстояло преодолеть грань жизни и смерти и озарить наш темный мир ослепительным светом. Новая порода людей благословит меня как своего создателя; множество счастливых и совершенных существ будут обязаны мне своим рождением. Ни один отец не имеет столько прав на признательность ребенка, как буду иметь я».
В этой грёзе Франкенштейн видит себя в роли бога (создателя-отца), которому признательно новое, созданное им человечество. Юнгианские психологи оценивают психические процессы, подобные тем, что овладели Франкенштейном, как инфляцию Эго, — своеобразное «расширение» границ личности (Эго), безрассудно и безосновательно наступающего по всем фронтам на территории, ей (личности) не принадлежащие. Прежде всего, это территории бессознательного, которое, в конце концов обязательно возьмёт реванш, если человек сам не остановится. Ещё важно подчеркнуть безосновательность и неправомерность такого захвата: одно дело, если человек познаёт себя самостоятельно или с помощью аналитика, постепенно «обживая» ранее неосознаваемые части себя; и другое дело — инфляция, когда таким основанием становится сверхидея, страсть или зависимость.
Инфляцию Эго можно сравнить с надуванием мыльного пузыря, который увеличивается в размерах за счёт воздуха (пустоты). Пузырь лопнет, когда мыльная основа, из которой состоит стенка пузыря, станет слишком тонкой. Так же и с реальной основой личности, которая без остатка расходуется на сверхидею или страсть: личность истощается и её кризис неминуем. Именно это и происходит с нашим героем: по окончании работ Франкенштейна настигает нервный срыв.
Инфляция Эго опасна не только для своего носителя, но и для его окружающих: он нарушает границы других, требует подтверждения собственной значимости. Жертвой инфлированного Эго Франкенштейна становится его творение: учёный ужасается результатов своей работы и отвергает их — отвергает сотворённого им человека нового типа. Монстр тянется к нему и улыбается, но Франкенштейн вновь отвергает его. Ему снится кошмар. Утром Франкенштейн бросает своё творение.
Буквально недавно Виктор Франкенштейн был одержим идеей отца-создателя (положительный полюс архетипа Отца), но теперь бессознательное «возвращает» незаконно завоёванные территории одним из простых, но эффективных способов, — путём компенсации. Виктор долго эксплуатировал исключительно одну сторону архетипа Отца (положительную), а бессознательное восполняет его негативным содержимым: творец брезгует своим творением, отец отвергает своего сына. Идея жизни, оживотворения материи, в кошмаре Франкенштейна получает свою противоположность: Элизабет умирает у него на руках, превращаясь в труп матери; мужское и отцовское выступает как женское и материнское. Так бессознательное восстанавливает утраченную целостность, так Современный Прометей встречается с карой богов и расплатой за нарушение табу и собственную дерзость.
После болезни Виктор Франкенштейн восстанавливается, но не ведает, что своим страхом и пренебрежением он задал своему творению сценарий отвергнутого сына. Мечта учёного о благодарном творении — новом человечестве, оборачивается своей противоположностью: сверхчеловек становится для старого человечества монстром-изгоем, отцеубийцей, вынужденным умирать от отчаяния в снегах заполярья. Здесь весьма интересно заметить, что витавшие в это же время романтические грёзы Ницше о сверхчеловеке, в авторстве Мэри Шэлли получают достойную, и, как кажется, более правдоподобную альтернативу.
В итоге исследования мы возвращаемся к вопросу: так кто же монстр? — Неудачное творение, которое вопреки наивным мечтам Руссо, в духе скиннеровского бихевиоризма было научено обществом человеческой злобе и сполна отплатило за это учение Франкенштейну и его родственникам; или сам Франкенштейн, одержимый сверхидеей, нарушающий общественное табу и безответственно создающий то, что губит не только его, но и его окружающих?
Известный режиссер Дэнни Бойл находит оригинальный ответ на этот вопрос в своей театральной постановке «Франкенштейн», где не менее известные актёры Бенедикт Камбербэтч и Джони Ли Миллер поочерёдно исполняют роли учёного и его творения, как бы намекая, что они уродливы оба, только один — в физическом плане, а другой — в моральном.
